Наша речка.

То, что предсказывали фантасты, сбывается на наших глазах. Идет серьезная борьба за пресную воду. Как известно, вода бесценна, она дороже жизни каждого отдельного человека; это - сама жизнь. Но люди этого не понимают.

Они думают, что если они повоюют за воду, то все станет по-прежнему. Увы! От войны воды не прибавится. Ее запасы только уменьшаются, и все это при активном участии, разумеется, самого человека. Вспомните Аральское море. Каждый человек, в отдельности, вполне разумен, Homo Sapiens, но когда они собираются вместе, то разум в толпе куда-то исчезает, и остается только безумие. Пустыня Сахара когда-то была цветущим садом, а сейчас это – просто песчаная пустыня. Боюсь, что такая судьба ожидает и всю нашу землю. Если, конечно, люди не поумнеют на краю пропасти.

Вот и сейчас разворачивается борьба за воду для Крыма. Говорят, что истоки Днепра находятся в РФ, но течет он по Украине. Вот, украинцы и перекрыли. А что делать? Идет война за русское величие и за западный путь Украины. А русские настаивают на том, что это – их вода. И, если к этому еще прибавится беспощадная война за днепровскую воду, то… Страшно подумать!

На таком фоне я и расскажу о судьбе моей малой родины - о нашей речке, протекающей с севера на юг, по Украине, через Черкасскую область. Официально, в отличие от Горного Тикича, наша речка называется Гнилой Тикич. Вот, это определение, оно дурно пахнет, и мне всегда это было обидно, и я всегда избегал произносить полное название, но наши предки об этом не думали, они просто метко называли вещи подходящими именами. Хотя, тут, как посмотреть. Наш Тикич не всегда был Гнилым, и только сейчас, в условиях потепления климата и нехватки воды, он стал оправдывать свое название. Получается, что наши предки все это предвидели. И откуда они, только, знали?

Рассказывали, что до войны в нашей речке и тонули. И, ничего удивительного. Это, как я сейчас понимаю, Приднепровская возвышенность. Поэтому, наш Тикич за десятки тысячелетий вырыл в этой возвышенности глубокое и извилистое русло с различными глубинами. Местами нашу речку перейти вброд могла и курица, а местами там были глубокие ямы, глубже человеческого роста, вот, в них люди и тонули. Некоторые такие случаи были и после войны, и я таких утонувших людей видел и помню.

А наша речка протекала и между гранитных скал. Одна из этих скал была рядом с моим домом и она, с левого берега, выступала над руслом. Так и говорили: - «Пошел на скалу». А вторая скала выступала над руслом с правого берега, в полутора километрах ниже. И место это называлось Чернячка. А еще, в трех км. ниже Чернячки, находилась мельница. Когда ее построили, я не знаю, но после войны она работала, там поднимали и опускали шлюзы, и от этих шлюзов зависел уровень воды в нашем городке. А находилась мельница уже за пределами нашего городка, южнее, и называлось это место хутор Червона.

Итак, если что-то и есть во мне, то это – только благодаря нашей речке, а также, и книгам, и моему отцу с мамой. Они были почти неграмотны, но им хватило мудрости дать мне полную свободу. Вот, я и жил круглый год на нашей речке, а домой приходил только покушать. Придя с речки я говорил: - «Мама, я так хочу кушать, аж в животе болит». А наскоро поев, я опять бежал на речку.

Рассказывали, что, до войны, мальчишку, которого хотели научить плавать, просто выбрасывали с лодки в воду. Захочет жить – выплывет! Но, это было до войны, я такого не видел, а лодок после войны у нас на речке и не было. Сам я научился плавать и нырять раньше, чем ходить. Купался я «от холодов до холодов». Помню, один из парней, лет на 7 старше меня, говорил, что в воду надо заходить постепенно, чтобы «закалять нервы», ну, я это запомнил и старался. Правда, иногда перед глубоким местом строили трамплин, там надо было разогнаться и «головой в воду». Тоже неплохо получалось.

В одном месте купаться надоедало, поэтому наша компания ходила вверх\вниз по речке, чтобы выбрать место получше. Говорили так: - «Пошли под вербы». Но, были и излюбленные, постоянные места. Купались мы «до посинения», потом «вылазили из воды» и грелись на берегу. Хотелось крикнуть: - «Эх, всегда было бы только лето!». Правда, летом я строил сани и с нетерпением ждал зимы. Мне никогда не было скучно, я всегда был занят. И потом, узнав кое-что о жизни в пионерском лагере, я понял, что мне крупно повезло. В таком лагере я никогда не был.

Приходила зима, но наша речка продолжала нам служить. Только, теперь к валенкам крепились коньки. Но мне больше нравилось лететь на лыжах с крутых склонов речного русла прямо на лед. Помню, однажды, помчался я вниз, а там, во льду, сделали прорубь. Когда я это заметил, то стал тормозить, а палки были, естественно, без шипов, ну, я с размаху и влетел в прорубь. Благо, там было неглубоко, по пояс. Поэтому я и жив.

А санная, накатанная, дорога начиналась прямо от нашей калитки и шла тоже вниз, но, в этот раз, прямо в овраг, по которому ручей впадал в нашу речку. Иногда, для разнообразия, мы делали санный поезд и летели вниз все вместе. Помню, в 1942-м отец сделал мне первые санки. Они были на коньках «дутышах», поэтому летели они быстрее всех других санок, и только искры вылетали сзади, из-под коньков, где попадался камешек. Конечно, все ребята мне завидовали.

Но, самое волнующее время начиналось во время ледохода и длилось, примерно, неделю. В эти дни я с трудом досиживал до конца уроков и, наскоро поев, бежал с длинным шестом на берег речки. Там любимым развлечением было – кататься на льдинах. Столкнешь такую льдину в воду, прыгнешь на нее и плывешь до ближайшего затора. Там льдина начинает тонуть, становится вертикально, а твоя задача – успеть перепрыгнуть на следующую, прочную, горизонтальную льдину, и так – до сухого берега. Как я остался жив? Самому удивительно. Приходилось и купаться, но домой, мокрым, идти было нельзя, и вот, я, ранней весной, выкручивал и просыхал на чердаке сарая. И никто ничего не знает до сих пор. Кроме меня, конечно.

Но, больше всего запомнилась постройка нашей лодки. Как я уже писал, на нашей речке после войны не было ни одной лодки. А местные жители на другой берег переходили «по кладкам». Это были такие дощатые мостики, по которым люди ходили летом, а потом эти кладки сносило. И так – каждый год. Правда, одна лодка была у моста, полтора км. к северу от нашего дома, и вторая лодка была у мельницы, что на хуторе Червона. Но, на этих лодках никто не ходил. Они служили только для производственных целей, при необходимости.

Так, или иначе, но, в 15 лет, я решил построить свою лодку. Для этого сколотил команду из 22-х человек, был избран капитаном, и мы приступили к строительству. Самому удивительно, но через пару недель лодка была готова, просмолена и спущена на воду. Было это, как сейчас помню, 8 июля 1953-го. Потом на этой лодке были весельные походы по нашей речке, и с ночлегами на островах, и без ночлегов. Главное, тогда я понял, что наше счастье всегда в наших руках.

Так вот и получалось, что круглый год я «гулял». «А уроки?» - спросит проницательный читатель. Отвечаю – никаких уроков дома тогда и не было. Просто, я оторвал обложку от учебника истории и в эту обложку вкладывал очередную художественную книгу. После речки или улицы садился я над этой книжкой, а мама иногда меня проверяла и смотрела, над каким учебником я сижу так долго. И всегда оказывалось, что я учу историю. «Странно – говорила она – день и ночь сидит над учебником истории, а у него по истории всегда только тройка». Как-то зашел сосед и, со словами – «Что, Коля, грызешь гранит науки?», взял в руки мою книжку и все понял. Не знаю, сказал ли он об этом моим родителям. А сейчас мамы давно нет в живых, и мне признаться в этом грехе некому.

Давали нам на дом и письменные задания. Ну, там, вставить пропущенную букву. С этими пустяками я справлялся на текущем уроке. Пока учитель что-то там рассказывает, я успевал выполнить все письменные упражнения, заданные на завтра. Зато потом, после школы, «гулял» с чистой совестью. Помню, как-то спросил соседку: - «А Боря выйдет гулять?». «А Боря занимается!» - ответила она на полном сурьезе. Я, помню, страшно удивился, сам я никогда не занимался, я и слова такого не знал – «занимается».

Итак, переломным был 1954-й, когда я окончил школу и поступил в Херсонскую мореходку. Теперь я жил на берегу великого и могучего Днепра, а нашу речку Гнилой Тикич я оставил, но не забыл, и знал, что дела там идут от плохого к худшему. Климат сменился, ледоходов не стало, речка не всегда и замерзала.

1954-й был последним годом, когда мельница еще поднимала воду, и у нас эта вода заливала даже прибрежную траву. Помню, на лодке возил я на мельницу соседей с мешками, полными зерна. Там они выгружали зерно, потом грузили обратно, на лодку, мешки с мукой, и я греб обратно. Полная идиллия, изобилие воды. Но это, к сожалению, было последним летом, 1954 года. Получается, такой подарок судьбы, мне, напоследок.

В 1955-м, в 5-км. выше и севернее от нашего дома, построили ГЭС с плотиной, они забрали всю воду, и в нашем городке речка превратилась в цепочку луж. Писать об этом не хочется, но, вы понимаете, электричество нужно всем, против прогресса не попрешь, вот, речкой и пожертвовали. Теперь наш Тикич, действительно, стал гнилым. А что делать? Пресной воды уже тогда не хватало на всех.

А когда, в 1957-м, мне надо было решать, куда ехать по направлению на ПМЖ, то я вспомнил засуху 1954-го, когда через наш городок коров гнали куда-то на север, чтобы спасти от голодной смерти, вспомнил желтую и выжженную степь между Одессой и Овидиополем, по которой шел наш поезд, вспомнил скрученные в трубочку листья наших, звенигородских акаций, и выбрал зеленую Восточную Пруссию.

И теперь, на закате жизни, я вспоминаю свою малую родину, и сердце щемит, но, возвращаясь в наши дни, я еще раз убеждаюсь, что тогда сделал правильный выбор. Вырос я на воде, и всегда любил воду и сочную зелень, а здесь, в Восточной Пруссии, и того и другого, достаточно. Пока. На этом я и заканчиваю свой грустный рассказ о моей малой родине, а вам, уважаемый читатель, желаю всего наилучшего.

Николай ТКАЧЕНКО    . 18.09.2018

Комментарии к статье

Добавить комментарий

16 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*