Иностранные языки.

Нет ничего приятнее, чем писать об иностранных языках. Счастья всегда было и так полно, но, когда я думаю о языках, то счастье это так и перехлестывает через край. Язык мой – друг мой! Один умный сказал так: - «Я никогда не учу иностранный язык. Я просто в нем купаюсь». Да, я видел таких дельфинов, которые, счастливые, прыгают и ныряют в черноморской воде, и торпедами летят впереди форштевня судна. Так хотел и я. А второй умный сказал так: - «Вам надо прочесть книгу на иностранном языке? Ну, так берите и читайте! Кто мешает?». И далее, он же поясняет: сначала вы читаете книгу со словарем, а к концу книги - без.

Правда, начиналось все это не так красиво. В 5-м классе мы начали учить английский язык, а любая наша школа была устроена так, что вы навек возненавидите какой-то предмет, допустим, литературу. Понимаете, серость донимала. Мы в школе проходили всё, но, всё это, как-то так, мимо. Так вот, за 1-ю четверть 5-го класса у меня была одна-единственная тройка, по английскому. Правда, в то время мы вели еще и войну с русской школой, № 3, и это тоже мешало, но, ведь, по другим предметам у меня было, все-таки, 4, или, 5, а тут – тройка. Родители всполошились.

Как бы там ни было, но, в 1954-м, закончил я 10-й класс, по английскому получил четверку в аттестат, ну, и ладно. Зато в мореходке вдруг выяснилось, что я, хоть как-то, знаю английский. Понимаете, там, в основном, были ребята¸ которые в школе учили немецкий, а один, из Молдавии, так тот, даже, французский. Да и те, что в школе учили английский, они его тоже знали не очень, так, «через пень колоду». Так что, почти все в английском были «ни в зуб ногой». Так вот, на общем фоне, я и стал выделяться. Там, ведь, было как!

Когда учительница английского входит в класс, дежурный должен, стоя, рапортовать ей на английском, а это у многих не получалось, вот, некоторые меня и стали нанимать. Один, допустим, любил делать чертежи, вот он, взамен, и давал мне «перекалывать» свой чертеж, только иногда возмущался: - «А рамку-то, зачем перекалывать?». А я потом, вместо него, рапортовал на английском. Так сказать, полезное с приятным, рука руку моет, ты - мне, я – тебе.

А потом, уже на 3-м курсе, для курсовой работы надо было перевести на русский текст с английской лоции. Ну, тут мне равных не было. Лоцию переводил я и себе и другим, и у меня, с каждым переводом, получалось все лучше, а сейчас, когда я всё это вспоминаю, то мне ясно, что к их будущим неприятностям с английским плотно приложил руку и я.

Итак, закончил я мореходку, получил 4 по английскому, и это - без всякой учебы, и вскоре поступил в КТИ, на заочное отделение. А там один преподаватель английского говорил так: - «Нееет! На арапейшн!». Однако, зачет он мне поставил. Так вот, на третьем курсе, на экзамене, англичанка меня и спрашивает, на английском, естественно: - «А сколько лет вы учите английский?». Посчитал я быстренько в уме и ответил: - «Пятнадцать!». Ну, так оно и было, если учесть, что в плаваниях я тоже учил английский. После этого она рассмеялась, а я подумал: - «Да…, за 15 лет можно бы выучить и получше».

Вспомнилась мне сейчас и эта история с польским языком. Журналы наши были всегда серыми, скучными и убогими, так вот, по чьему-то совету, стал я, тогда, в начале 60-х, выписывать польский цветной журнал Morze (Може, Море). Стоила эта подписка 2 руб. 40 коп. на год. Деньги такие я нашел, вот и стал выписывать а, потом, и читать этот журнал. Подозрительно, конечно, могли и привлечь, не совсем, ведь, советское, но, с другой стороны, подписка шла через советскую почту, так что я и рискнул. И, пронесло. Оказалось, что журнал этот очень интересен, там дается история флота, и с иллюстрациями… А язык? А что язык? Там все было, почти что, на украинском, только, шрифт латинский. И, все это было интересно и понятно. Оказалось, что все иностранные языки похожи друг на друга, и все эти страхи – выдуманы. Чтобы не учиться после школы.

Подчеркиваю еще раз, язык учить не надо. Надо, просто, читать на нем. А, поскольку, я всегда любил читать, то… Понимаете, важен не сам язык, а важна информация, там спрятанная. И еще. Следует запомнить, что люди есть разные: одни учат язык ушами, а другие – глазами; одни слушают, а другие читают. Вот, поэтому нам даны два уха, два глаза, и, всего один, рот. Чтобы поменьше говорили, а больше слушали и смотрели. Так вот, к этим, вторым, я и отношусь.

А студенты всех наших университетов относятся к первым. Там их так учат. Что они там щебечут? Да кто ж все это разберет? Помню, на тренировке по немецкому, в Калининградском немецко-русском доме, я спросил одного русского: - «И ты все это понимаешь?». В ответ он мне рассказал, что ни одного немецкого грамматического правила не знает, ни одного слова на немецком не прочел, но любой разговор на немецком понимает. Я ему только позавидовал; я был, как глухой, но, остроглазый.

Вернемся, однако, к польскому. История эта имеет и продолжение. В 1967-м, к какой-то годовщине, журнал этот объявил конкурс под названием «15 вопросов – 15 ответов». Вопросы там были по истории польского флота, тему эту я уже знал, включился в конкурс и получил приз. Не главный, конечно, но таких там и не было; приз мне, однако, присудили и прислали книгу по истории польского искусства. И, с надписью, конечно.

Кстати, в том же, 1967-м, к 50-летию, калининградская рыбацкая газета «Маяк» объявила конкурс под названием «Марсовый промыслового флота». Я тоже подключился и получил это звание, вместе с «Грамотой» и с первым призом – картиной калининградского художника-мариниста Скитальцева «Алые паруса». Вскоре, однако, выяснилось, что художник этот еще с войны жил под чужой фамилией, органы это раскопали, там был какой-то криминал, художник исчез из Калининграда, и дальнейшую судьбу его я не знаю. Уехал художник, или, его увезли, об этом история умалчивает, но картина осталась, и, до сего дня она хранится у меня дома, повешена на стенке.

А в 1969-м перешел я на работу в ЗРП (Западное речное пароходство). Оно хоть и называлось речным, но, на деле, мы водили суда типа «Балтийский» по всей Европе, то есть, в заграничном плавании, к чему мы все так и стремились. Долго я сначала работал на «Балтийском-62», капитаном у меня был Герман Федорович, выпускник Мурманского ВИМУ, но, в любом случае, там надо было и самому знать английский. Ну, я им занялся. А если не я, то кто?

Вернемся, однако, на несколько лет назад. Еще работая в рыбаках, увидел я на каком-то судне, на столе, учебник для моряков - «Коммерческая эксплуатация судна в загранплавании». Рыбакам она была нужна только для того, чтобы подкладывать ее под горячий чайник, который был намного важнее какого-то учебника. Ну, книжку эту я украл, хоть обложка ее и была подгоревшей. Рыбаки потом под чайник подкладывали свернутую газету, а я от той книги был счастлив. Было там много и на английском языке. Вот так я, еще будучи рыбаком, стал совершенствовать и английский. и польский, и, заодно, и коммерческую эксплуатацию судна. Правда, загранплавание мне тогда не светило, я ловил рыбу, зато потом, когда я стал работать в ЗРП грузовым помощником капитана, оказалось, что это - как–раз то, что мне нужно.

И вот, работаю я в ЗРП, а Правительство, в начале 70-х, постановило выдавать доплату в 10% оклада тому, кто сдаст экзамен по английскому языку. Загорелся и я, сдал экзамен в КТИ, и, вскоре, стал получать эту надбавку, 12 рублей. Деньги эти оказались очень кстати, т. к. жили мы тогда бедно. А получали тогда эту надбавку только двое из всего ЗРП – капитан Лепке Евгений Николаевич, и я. Я с ним, некоторое время, работал на одном судне. К несчастью, Лепке умер ровно в 60 лет. Он, еще будучи живым, незадолго до смерти, гнул пальцами пятаки и говорил так: - «Я, ведь, не умею носом катить бутылку в Управление». Поэтому, он и не входил в обойму, и, ровно в 60 лет, в 1978-м, в самом начале пенсионного возраста, его отправили на пенсию и он, тут же, и умер. А если бы не это, то он, с его гнутыми пятаками, жил бы до ста лет. Пусть эти строки сейчас послужат его памяти.

В 1975-м перешел я работать в «Мортрансфлот», а в ЗРП, в 1987-м, после окончания КВИМУ, пришел работать помощником капитана мой сын, который на слова «А твой отец, вот, английский…», неизменно и гордо отвечал так: - «Сын за отца не отвечает!».

Тут надо напомнить, что в 1975-м, в Португалии, произошла революция, империя распалась и на карте мира появилось пять новых морских государств, бывших португальских колоний, СССР встрепенулся и проснулся, для советских рыбаков появились новые перспективы, и промышлять там доверили только «Мортрансфлоту», где были самые отборные кадры Министерства и которому теперь понадобились опытные промысловики. Так вот, по этой причине, я и перешел работать в «Мортрансфлот», как промысловик, естественно.

Об этом не стоило бы и вспоминать, мы, ведь, условились говорить только об иностранных языках. Но тут – прямая связь. Когда-то давно, еще в середине 60-х, зашел я, как обычно, в букинистический магазин, смотрю, а там лежит «Португальско-русский словарь», с грамматическим приложением в конце книги. О будущей революции в Португалии никто тогда и не думал, специалистов по португальскому, считанными единицами, готовил только ЛГУ, эта специальность считалась бесперспективной, и туда, под давлением, шли только те, кто плохо сдал экзамен по английскому.

Я тогда всего этого не знал, но словарь тот купил, не потому, что он мне был нужен, а потому, что стоил он копейки, и потом, это была экзотика, острая и пряная, как индийский перец. Забегая наперед, скажу, что я был тогда прав. Купил я тот словарь, полистал, кинул в стопку книг и забыл. И вот, когда я стал работать в «Мортрансфлоте», вскоре меня направили на промысловик, который будет работать в Гвинее-Бисау, бывшей португальской колонии. Взял я тот словарь, сдул пыль и так, вооруженный до зубов, пришел на судно.

Пока шли мы до Гвинеи–Бисау, с остановкой для переоборудования в Лас-Пальмасе, я успел выучить португальский. Там, оказалось, ничего сложного, и, даже, много общего с русским и с украинским. Ну, например, там есть слово кабаса (рус. тыква, а укр. кабак), так его вручают жениху, которому прямо отказать неудобно. Мелочь, но приятно, мне, конечно, а не жениху.

В Гвинее-Бисау оказался я единственным, кто хоть что-то знает на португальском, и меня стали даже приглашать переводчиком, когда приезжал кто-то из Министерства. Других переводчиков португальского и не было, их никто вовремя не подготовил. А на безрыбье, и рак – рыба. Поэтому меня вскоре и направили в Мозамбик, на два года, работать переводчиком. После этого стал я еще усерднее штудировать португальский. Назвался груздем – полезай в кузов. А работать за границей – это был предел мечты советского человека, как в материальном, так и в моральном смысле слова.

Так вот, в конце 1976-го, в Москве, выдали мне синий загранпаспорт, проинструктировали в ЦК КПСС, и улетел я в Мозамбик, работать переводчиком португальского языка в Представительстве Минрыбхоза СССР, в Мапуту. Забегая наперед, скажем, что проработал я там четыре года, а больше, на моей должности, никто и не работал, не положено было. И делось все это для того, чтоб и о родине не забывали. «Что, на родину захотел?» - более страшной угрозы никто из советских никогда и не слышал. После этого каждый ходил, как шелковый. И только, подвыпив… Но, об этом надо писать отдельный документальный очерк, что я и планирую сделать.

А вам, уважаемый читатель, я желаю всего наилучшего и прошу только об одном – не бойтесь иностранного языка! Не так страшен чёрт, как его малюют. Не боги горшки обжигают! И еще. После школы всегда занимайтесь самообразованием. Это же так увлекательно! И, независимо от конечного результата.

Николай. ТКАЧЕНКО                      18.10.20

Комментарии к статье

Добавить комментарий

23 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*