Я родился в шестидесятом...

Вспоминается еще один случай, показывающий мою детскую бестолковость. Из старых пластмассовых расчесок, мыльниц или других пластмассовых предметов мы запускали дымовухи. Почему-то это так и называлось – запустить дымовуху. Эту пластмассу нужно было сломать, сложить вместе и плотно обернуть фольгой. После этого через надорванный уголок фольги пластмасса поджигалась, а открытый огонь надо было задуть так, чтобы дымовуха не горела, а только тлела и дымила. Дым был очень густой и удивительно едкий.

Так вот, во время зимних каникул, когда я ходил в цигейковой шубке, мы с пацанами сделали дымовуху, положили её в водосточную трубу пятиэтажного дома и решили посмотреть, как дым пойдет через верх. Но он почему-то весь выходил снизу. Так же, как герои Великой Отечественной Войны закрывали грудью амбразуру врага, я, недолго думая, закрыл своей задницей нижнее отверстие трубы. Я не помню сейчас, пошел ли дым сверху или нет, помню только, что я наглотался дыма, и у меня сильно текли слезы. Когда я пришел домой, мама не могла понять, что же это воняет. Она почувствовала запах, шедший от шубы, и чуть не потеряла сознание. Половину каникул пришлось провести дома, пока шубка болталась на балконе на вешалке.

Примерно через год мы с ребятами нашли старый использованный противогаз и решили проверить проходит ли через него такой едкий дым. И хотя дымовуху мы подносили к самому фильтру противогаза, дышать можно было вполне свободно. Все-таки военная промышленность всегда работала у нас на совесть. А когда из интереса решили вдохнуть с обратной стороны фильтра, то чуть глаза не выскочили из орбит. Вот что значит процесс познания на собственном опыте. Только теперь я понимаю, что почувствовала мама, когда понюхала мою шубу.

Одной из жестоких зимних забав было лизание в мороз ручки от подъездной двери. Находился, какой нибудь балбес, которому внушалось, что покрытая инеем металлическая ручка от подъездной двери по вкусу напоминает мороженное, и предлагалось лизнуть её. Язык примерзал мгновенно и намертво. В лучшем случае через несколько минут удавалось спичками подогреть ручку и язык сам отлипал. Причем ручку нагревали те, кто уговаривал её лизнуть. В худшем – язык отдирался с кровью или же балбес стоял у ручки с высунутым языком пока не появлялся кто-нибудь из взрослых и приходилось мычать, чтобы обратить на себя внимание, так как уговорившие лизнуть ручку куда-то исчезали. В этом случае балбес перемещался вокруг дверной оси вместе с поворотом открывающейся двери и ждал еще несколько минут, пока взрослый не возвращался с горячим чайником. Он поливал ручку горячей водой до тех пор, пока язык сам не отмерзал от ручки.

Я так хорошо об этом знаю, потому что сам стоял у двери с высунутым языком. После того, как тебя «отлепили» от двери, смыслом всей оставшейся жизни становилось мщение. Отомстить хотелось не столько тем, кто над тобой подшутил, а самому себе, своей глупости. Для этого надо было найти очередного балбеса, лучше двух, а еще лучше, чтобы у каждой двери в каждый подъезд стояло по балбесу с высунутым и примерзшим языком. Только после этого ты понимал, что не самый тупой на этой планете и можно было вздохнуть всей грудью и жить дальше.

К дверям обязательно была прибита пружина из старой кровати, чтобы дверь всегда была закрыта, и из подъезда не выходило тепло. Дверь по периметру оббивалась полосками войлока. Но в щели дуло все равно, так как закрыть дверь из-за впрессованного ногами в порог снега было нельзя. Бабки вечно кричали, чтобы мы не хлопали дверью, а придерживали её. Но нам было некогда ее закрывать, все делалось только бегом, и в момент удара двери о фрамугу, мы были уже за несколько метров от подъезда. Стёкла из таких дверей, конечно же, были давно выбиты, и их место навсегда заняла фанера. Летом же пружина с такой двери не снималась, а дверь попросту подпиралась кирпичом.

***********
Бабушка, которая жила вместе с нами, была очень тихой и спокойной женщиной, настолько тихой, что никогда в жизни не ругала нас с Олей. Бабушка только говорила нам: «Не надо так делать, это нехорошо» и объясняла почему. Например, почему нельзя есть промасленные блинчики, предварительно выев в блине дырки для глаз, рта и носа и прилепив его на лицо.
Родилась она в 1900 году и получила образование ещё до революции. Она закончила Mittelshulle (немецкую среднюю школу) где-то в Донецкой области, в немецком поселке под названием Нью-Йорк (сейчас Новгородовка), и до самой старости помнила немецкий язык, помогая мне и Оле с уроками по иностранному языку. В молодости, когда она ездила в гости к сестре с мужем в Москву, то слушала у них и Есенина и Маяковского, которые приходили к ним в гости. Всё свое время она проводила в хлопотах по хозяйству, или с книгой в руках, изредка покуривая папироску «Беломорканал» – дурная привычка, оставшаяся у неё с войны. Нередко за наши с сестрой проказы доставалось и ей, так как она всегда была дома и вовремя не останавливала нас.

В зале и родительской комнате висели красивейшие занавески с розочками. Один раз я случайно чем-то зацепил розочку, и она порвалась по текстуре строго вниз с приятным треском. Нам очень понравился этот звук, и через полчаса в обеих комнатах с багетов свисали только полоски шириной не больше пяти сантиметров. Причем те розочки, которые не хотели рваться, приходилось надрезать ножницами. Так как нам не хватало роста, чтобы дотянуться до верхних розочек и закончить начатое дело до конца, то приходилось использовать стулья и стол. Бабушка в это время читала Ромена Ролана. А если стул поставить на письменный или обеденный стол, то возюкая руками по потолку и приговаривая «Снежок! Снежок!», можно было добиться обильного выпадения осадков в виде засохшей побелки. По мере того, как в этом месте заканчивалась побелка, стол и стул передвигались. Мало того, что потом надо было убирать разлетевшуюся по всей комнате побелку, так родителям нужно было забеливать до бетона протёртые пятна. Бабушка изучала Антона Павловича Чехова.

Шпильку для волос я голой рукой воткнул в заставленную шкафом розетку. Бабушка в это время перебирала гречневую кашу. Электрик часа четыре не мог сделать в подъезде освещение, так как пробки все время выбивало, а о существовании этой розетки никто не помнил.

Ножницами я перерезал провод под напряжением от настольной лампы, и лампа взорвалась. В лезвии ножниц током была пробита сквозная дырка диаметром миллиметра в три, но, видимо Господь решил оставить меня на этом свете. В это время бабушка усиленно штудировала журнал «За рубежом» и ругала американского президента. И, конечно же, когда родители приходили домой с работы, доставалось всем троим. Нас с Олей разводили по «углам», меня – в кладовку, а Олю в туалет или наоборот. При этом там выключали освещение, чтобы нам было страшнее.

Мы не боялись темноты, и, глядя на вертикальную полоску света, пробивавшуюся снаружи через дверную щель, терпеливо ждали конца наказания. Слышно было, как кто-то поднимался в коньках по лестнице, что-то шипело и скворчало на кухне, негромко работал телевизор, за стенкой поругивались соседи, а мы всё сидели и сидели. Потом родители брали с нас обещание никогда так больше не делать. Мы покорно обещали так больше не делать, и действительно, именно ТАК мы больше не делали, а делали что-то другое, ведь детская фантазия безгранична.

Александр ТУЛЬЧИНСКИЙ

Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА

Комментарии к статье

Добавить комментарий

25 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*