Rambler's Top100



Прекрасное вчера

Прекрасное вчера
Почему Россия скучает по Советскому Союзу:  том, как с каждым годом облик СССР становится все более сусальным.
 
Советский Союз распался 20 лет назад, чтобы сейчас, уже в новом тысячелетии, причудливо собраться в умах россиян. Беловежское соглашение, подписанное 8 декабря 1991 года главами России, Белоруссии и Украины, стало стартом создания СНГ и одновременно — мифа о великой империи. По тому, как мы представляем сейчас жизнь в СССР, очевидно и то, каков он — постсоветский человек.

Двадцать лет спустя после Беловежского соглашения, похоронившего СССР, мы стали оценивать крах социалистического эксперимента как геополитическую катастрофу. Почему это произошло, "Огонек" выясняет с Борисом Дубиным, руководителем отдела социально-политических исследований Левада-центра.

— Когда смотришь, как россияне оценивают Брежнева и Ельцина, кажется, что руководителю готовы простить все, кроме покушения на стабильность. Не поэтому ли советский застой превращается в идиллию?

— Важно понимать рамки, в которых оцениваются брежневская и ельцинская эпохи. Понимать, когда, кем и зачем эти рамки были созданы. Здесь большую роль играет механизм контраста, заданный современной пропагандой, потому что представление о "лихих 90-х" — это во многом конструкт, который транслируют близкие власти СМИ. Соответственно застой — это своего рода буколическая подложка на мрачном фоне, тихий и мирный период. Если вспомнить наши опросы 1988-1990-х годов, станет ясно, как трансформировалось массовое сознание за последнее время.
 
Тогда люди искренне полагали, что советский образ жизни и строй привели страну на обочину мировой цивилизации, что наша экономика чудовищна, что все пора менять. Ельцин и в первый свой срок, и даже потом, когда в его правлении стали появляться авторитарные нотки, не собирался эти представления менять, напротив, он и его команда стремились отмежеваться от советского. Но пришли двухтысячные, и пропаганда вдруг заработала на примирение с советским. Советское стало, во-первых, своим, а во-вторых, хорошим. Естественно, в процессе трансформаций представления о чудовищной социальной цене советского эксперимента были вытеснены.

— Даже принимая во внимание роль пропаганды, тяжело согласиться, что личный опыт здесь ни при чем. Ведь есть люди, которые чувствуют, что многое потеряли с приходом перестройки.

— Во многом это реакция не только на потерю, но и на усложнение жизни. Советский человек формировался в таких условиях, которые приучили его к простоте, к муравьиной куче, где все равны, никто по отдельности ни за что не отвечает и каждый тащит к себе в домок то, что может. И тут начались 1990-е — в жизни появился драматизм. Возникли расслоение, необходимость больше работать и желание больше получать, конфликты внутри семьи, в том числе из-за того, что дети в новых условиях оказались успешнее родителей. Это ожесточило людей. Потом конечно же случились экономические реформы и экономический кризис, лишившие кого-то работы, а кого-то сбережений. И только после всех этих метаморфоз отрицательная реакция на распад Союза дала о себе знать. Люди захотели уйти от реальности в уже утихшее, безопасное прошлое, подготовив таким образом благодатную почву для пропаганды.

— Молодежь тоже так уходит от реальности?

— Какая-то часть, да, поскольку воспринимает семейный опыт. Мы проводили опрос, в котором попытались узнать у молодых людей, во-первых, говорят ли они с родителями о советской жизни, во-вторых, говорят ли они о том же с бабушками-дедушками. Выяснилось, что две трети слушали рассказы бабушек, три четверти — рассказы родителей. И 60 процентов ребят, узнавших эти семейные истории, вынесли из них мораль, что в советское время жить было все-таки лучше. Поэтому раззолоченный образ советского, транслируемый властью, подкрепляется семейными преданиями.
 
Получается своего рода резонанс, усиление эффекта, которому немногие могут противиться. Хотя стоит отметить, что по мере отдаления реального СССР в исторической перспективе, его образ будет становиться все более и более мифическим и все менее и менее конкретным. Поэтому опросы показывают, что молодые люди не так остро сожалеют о распаде Союза: и сам Союз, и его крушение превратились для них во фрагменты легендарного прошлого, в музейные экспонаты.

— С другой стороны, тот факт, что молодежь воспринимает семейные предания, не так уж и плох. Может быть, восстанавливается связь времен, которую советская власть в свое время пыталась нарушить?

— Судя по атомарности, аморфности нашего общества эта связь восстанавливается слишком медленно. Одна из ошибок образованных слоев в период перестройки — это как раз отсутствие интереса к теме разрушения социальных связей за годы советской власти. Это очень важная тема, помогающая понять глубинный смысл многих событий в жизни СССР — от большого террора до учреждения системы детских садов. Чтобы добиться от населения пассивности и подчинения, власть била именно по социальным связям, лишая людей опоры друг в друге. То, что мы оказались на обочине мировой цивилизации, еще не проблема, проблема то, какими мы оказались.
 
Сегодня наши респонденты полагают, что ни на что не могут повлиять, что добиваться своих прав бесполезно и как это делать, непонятно, что чиновники продолжают брать взятки и поделать с этим ничего нельзя — и так далее, и тому подобное. Территория, подконтрольная человеку, сжалась до размеров небольшой семьи, и то со многими оговорками. Кто-то удивляется этому и обвиняет людей в пассивности, но нужно ведь понять, почему это с ними произошло. Думаю, что обращение исследователей, а потом и школ, СМИ к этой теме могло бы со временем изменить массовую оценку советского или, по крайней мере, сдвинуть некоторые акценты в ней.

— Вы упомянули, что для молодежи советское становится мифическим, старым добрым временем, фрагментом общей, единой истории. Разве такая абстрактная память опасна?

— В своем значении старого доброго времени советская эпоха все-таки не до конца абстрактна. Она несет в себе ряд ключевых событий нашей истории, вокруг которых сегодня только и может солидаризироваться масса населения. Конечно, главное из этих событий — это Победа в Великой Отечественной войне, но есть еще и полет Гагарина, и статус великой державы. Соединение образа великой державы с образом страны-победительницы (и не просто победительницы, а страны, которая весь мир освободила) дает сильный эмоциональный эффект в поддержку СССР.
 
Собственно, у Советского Союза, отгородившегося от всего мира железным занавесом, есть только одна заявка на позитивное участие в общемировых процессах, зато какая — Великая Отечественная! Это осознали еще в брежневское время, когда конструировался всенародный образ Победы, начиная с речи Брежнева 9 мая 1965 года и заканчивая книгами вождя, вышедшими в 1980-е, в которых он становился героем войны. И вот этот-то образ, с одной стороны, конкретный, с другой — сконструированный, стал единственным фокусом, собирающим ностальгическое целое в современной России.
 
Других символов солидарности просто нет, а тоска по солидарности уже налицо. В таких условиях власть считает обращение к советскому прошлому хорошим способом объединить страну. Однако выходит парадокс: все лучшее в нашей истории переносится назад, а двигаться нужно вперед. Как это сделать, никто не знает.

— Но других символов солидарности у нас нет: выходит, что положение власти как будто вынужденное. Что она еще может придумать?

— Варианты всегда есть, многие из них просто не так очевидны, а над другими пришлось бы подумать. Хрестоматийный пример — это Германия после поражения во Второй мировой. Для политиков ФРГ обращение к великому прошлому страны или утверждение ее особого пути были абсолютно невозможны, соответственно им пришлось выпрыгнуть из заколдованного круга ностальгии. Не менее успешно справилась с ловушкой прошлого Япония, хотя историческое наследие там было тоже очень непростым: стране пришлось примирить традицию с модернизацией, замкнутость с вхождением в большой мир, идею исключительности с разделением ролей на глобальном рынке. Но ведь удалось. Я бы сказал, что успех здесь напрямую связан с поведением элит и с тем, насколько серьезно реформируются социальные институты, воспроизводящие структуру и установки общества.
 
У нас пока элитой называются все, кто занимает места во власти или близок к этим "наместникам", хотя номенклатура — не элита, она по-другому формируется, сознает себя, действует и получает вознаграждение. Наши чиновники не заинтересованы ничего менять, у них нет ни политической, ни творческой воли к этому. Поэтому сейчас реформы в России если и произойдут, то скорее всего по обычному для российского ХХ века сценарию: из третьего-четвертого ряда элит выходит человек, которого все считают компромиссной, равноудаленной от конфликтующих полюсов фигурой и который вдруг выносится на авансцену политической жизни. Собственно, это сценарий Хрущева, Горбачева и даже Ельцина, с рядом оговорок.
 
Эти люди становились реформаторами, но не столько потому, что хотели перемен и знали, как их осуществить, а просто по необходимости (Юрий Левада говорил о "принудительных реформах".— Прим. ред.). Пока необходимости нет, страна живет по старинке. И восхищение героическим прошлым в России все чаще выглядит как компенсация своего бессилия в настоящем. Пользы от такой героизации нет ни прошлому, ни настоящему, ни тем более будущему.

Беседовала Ольга Филина

"Ходит с талончиками за едой"
 
Прямая речь
 
"Огонек" спросил учеников одной из негосударственных школ: что они знают о Советском Союзе? Какими были их предки — советские люди?

"Советский — это тот человек, который жил на территории Советского Союза и у него было много гражданских долгов".

Дима, 7-й класс
 

"СССР распался, потому что что-то не поделили".

Андрей, 7-й класс
 

"Во время Советского Союза перебили всю интеллигенцию, появилось рабочее государство, но оно не могло двигаться вперед: рабочие работали по старым технологиям, и даже, наверное, хорошо, но дальше двигаться не могли".

Леша, 8-й класс
 

"В Советском Союзе все работали, даже студенты, которые ездили в разные места, вспахивали землю, собирали урожай. Коммунисты — я представляю себе, что это такое, но не смогу объяснить. Они появились уже в конце Советского Союза, когда все уже начало распадаться, а они этому помогли в какой-то степени".

Дина, 9-й класс
 

"Советский человек слушается государство, соблюдает все правила и с талончиками ходит за едой".

Аня, 9-й класс
 

"Теорию создал Маркс, а революцию почему-то возглавил Ленин, который во многом неправильно понял Маркса. В СССР неплохо было тем, кто ничего не хотел. Советские люди были больше похожи друг на друга, чем сегодняшние: у них были одинаковые вещи".
Филипп, 10-й класс
 

"В СССР была своя культура, идеалы. Тогда больше общались, были дворовые компании. Если подчиняешься власти, можно неплохо жить, многих это устраивало".

Лева, 10-й класс
 

"Мы тогда не жили, поэтому мы не можем любить или ненавидеть Советский Союз".

Лиза, 10-й класс
 

Со школьниками беседовал Дмитрий Ермольцев

5.12.11     Источник

Комментарии к статье
  • Людмила Сергеевна
    matushka-lyudmila@ya.ru
    Вобщем,заморочили мозги детям и радуются. Ничего,они подрастут и сами всё узнают и поймут!
Страницы: 1
Добавить комментарий


Читайте также:





























 

 

 













 
        




            П О М И Н К И    год 1896




Ностальгия











Как Мы жили в СССР:

Почему многие люди вспоминают

времена СССР, как счастливые?



 




*******************************













Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом

"Когда мужчине сорок лет..."
 
Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 
и каждой каплей молока, 
и каждой крошкой хлеба. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то снисхожденья ему нет 
перед собой и перед богом. 
Все слезы те, что причинил, 
все сопли лживые чернил 
ему выходят боком. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то наложить пора запрет 
на жажду удовольствий: 
ведь если плоть не побороть, 
урчит, облизываясь, плоть - 
съесть душу удалось ей. 
 
И плоти, в общем-то, кранты, 
когда вконец замуслен ты, 
как лже-Христос, губами. 
Один роман, другой роман, 
а в результате лишь туман 
и голых баб - как в бане. 
 
До сорока яснее цель. 
До сорока вся жизнь как хмель, 
а в сорок лет - похмелье. 
Отяжелела голова. 
Не сочетаются слова. 
Как в яме - новоселье. 
 
До сорока, до сорока 
схватить удачу за рога 
на ярмарку мы скачем, 
а в сорок с ярмарки пешком 
с пустым мешком бредем тишком. 
Обворовали - плачем. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
он должен дать себе совет: 
от ярмарки подальше. 
Там не обманешь - не продашь. 
Обманешь - сам уже торгаш. 
Таков закон продажи. 
 
Еще противней ржать, дрожа, 
конем в руках у торгаша, 
сквалыги, живоглота. 
Два равнозначные стыда: 
когда торгуешь и когда 
тобой торгует кто-то. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
жизнь его красит в серый цвет, 
но если не каурым - 
будь серым в яблоках конем 
и не продай базарным днем 
ни яблока со шкуры. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то не сошелся клином свет 
на ярмарочном гаме. 
Все впереди - ты погоди. 
Ты лишь в комедь не угоди, 
но не теряйся в драме! 
 
Когда мужчине сорок лет, 
или распад, или расцвет - 
мужчина сам решает. 
Себя от смерти не спасти, 
но, кроме смерти, расцвести 
ничто не помешает.
 
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.