Теплоход «Балтийский»

Первую половину 70-х я работал в Пароходстве.   Возили грузы по Европе.  Где-то в 1973 –м был я старшим пом. капитана и находился  в отгуле. Вызывают в Пароходство – срочно нужен третий пом. на «Балтийский», на один рейс, в  Брюссель. –Пойдешь?   - Пойду... 

Здесь надо сказать, что «Балтийский» был блатным судном и ходил в основном в капстраны, за это давали капвалюту, а это приносило «навар» раза в три выше, чем при заходах в соцстраны.  Кроме того,  для меня было более важно, что - Бельгия, Брюссель... Я думаю, далее пояснять не надо,  почему старпом в данном случае согласился идти  третьим.  «На моем  месте так поступил бы  каждый!».  Анекдот в тему.  Вызывает капитан третьего помощника и спрашивает: -Вторым хочешь быть?... Тот мнется, мол, неудобно, то да се, но на повторный вопрос капитана отвечает:  -Хочу... - Ну тогда, вот рубль, ищи третьего.  

Капитан «Балтийского»  Б. М.  был в возрасте около 47 лет и пользовался среди моряков хорошей репутацией.   Среднего роста,  хорошо упитан, солидное брюшко, дышит с трудом, открытым ртом, как рыба, вытащенная из воды.  Говорили – у него астма.  Старпом С.  примерно того же возраста, сразу после войны закончил ВВМУ  во  Владивостоке.  Худой, имеет какой-то нездоровый вид, молчалив и печален. Какой-то бесцветный.

Второй помощник - более колоритная  фигура.   Мы, условно, назовем его Руткевичем. Он  примерно того же возраста, в конце войны  учился в Севастополе, кажется, в Качинской, или какая там была,  школе морских летчиков, война кончилась, и в воздух он, похоже, ни разу не поднимался, что, однако, не мешало нашему милейшему помполиту А. Т.  с самым серьезным видом утверждать, что немцы, увидев в воздухе его истребитель, кричали по радио –«Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Руткевич!».  Потом его перевели в ВВМУ  и он дослужился в итоге до звания  капитана третьего ранга и ушел в запас с должности командира роты К-й  мореходки.

Я о нем был наслышан раньше, т. к. в  60 –х  делал рейс с бывшим курсантом его роты, и тот много рассказывал о курсантских проделках и о Руткевиче. И вот теперь Руткевич работает на лучшем судне Пароходства, потому что его жена работает каким-то начальником в ОРСЕ, то есть, она «сидит»  на  коврах и хрустале. Ковры и хрусталь в то время – как «Знак качества», прикрепленный к удавшейся жизни.   А вообще, обстановка на судне спокойная и доброжелательная.

Ошвартовались мы в 20-и километрах от центра Брюсселя.  Агент оформил  приход,  и, выполнив все формальности, я организовал прогулку в город, которая намечалась на завтра. Охотно  согласились идти радист Миша,  и два  студента-практиканта.  Утром, перед выходом, капитан любезно предложил талоны на такси, но я отказался, чем очень его  озадачил. У него прямо челюсть отвисла.   Итак,  погода весенняя, впереди 50 км. по окрестностям и улицам столичного  города, поджилки вздрагивают от предстоящего наслаждения,  в руках многоцветная туристская карта, в общем, и желать больше нечего!

Брюссель, как и Париж, «стоит мессы», однако не будем уходить далеко от нашей темы. Возвращаемся на закате, в салоне идет ужин, Миша пошел ужинать, а я  пошел сначала  принять душ.  Захожу в салон  после душа в хорошем настроении, однако чувствую, висит какая-то напряженная тишина.  Капитан набычившись, что-то там молча  ковыряет вилкой в тарелке. Потом обращается ко мне с металлом в голосе:

                                                                                                                                                    -Почему ты отказался от такси?-                                                                                                                                                -Так я ведь люблю пешком...-                                                                                                                                   --А почему!? (повышенным тоном)-                                                                                                                                                                        –Ну, для здоровья, для удовольствия... Тут Б. М.  вскакивает, как ошпаренный, тычет рукой в иллюминатор и орет: - «А они, что, дураки!?  Смотри,  ни один не ходит пешком!  Ни один!  Ты видел хоть одного бельгийца, чтобы ходил пешком!? Они дураки, да!?  Все ездят на машинах!  Все!  Получается, что они все дураки, один ты умный!». 

Механики потихоньку вышмыгнули из салона.  От греха подальше. А старпом и второй остались, поддакивают капитану, всталяют свои ехидные реплики насчет дураков-бельгийцев и третьего помощника, который, оказывается, умнее всех... Типа: надо же, а мы тут жили и не догадывались, что ходить пешком лучше, чем ездить на машине... Надо же, спасибо, просветил нас... Иди побыстрей расскажи это бельгийцам... А то они, бедные, живут и не знают...                     

Как после  рассказал мне Миша, он зашел в салон и как-то восторженно отозвался о прогулке. Тут на него набросились и капитан, и старпом со вторым, и механики,  и все высказались в том же духе, как описано выше.  А потом зашел и я... Здесь надо пояснить, что НИКТО из моряков Пароходства,  НИКОГДА,  ни до меня, ни после не ходил по Европе ради удовольствия. Только к  маклакам отовариваться.  И то, маклак часто подавал микроавтобус прямо к трапу. Чтобы перехватить покупателей. А после отоварки отвозил обратно на судно.

Эта практика  пеших походов родилась с моим приходом в Пароходство, осуществлялась только на том судне, где я в данный момент работал, и прекратилась с моим уходом из Пароходства. Да и то, уговорить двух человек на прогулку мне было очень сложно и не всегда удавалось.

Я тогда не понял причины той  бурной реакции, для которой, как мне казалось, не было  никаких оснований.  И только дальнешие события мне что-то прояснили. Надо сказать, что в те годы в стране,  как я уже  писал раньше,  появилось много сторонников оздоровления по-Амосову. Но не меньше появилось и противников. Всякое действие, как известно, вызывает  противодействие,  или реакцию.  Казалось бы, бегает человек, ну и пусть себе  бегает.  Кому  он мешает?    Однако неприятие амосовцев их оппонентами было довольно сильным, как показывает  сцена в салоне «Балтийского». На других судах  тоже были стычки на этой почве. Вплоть до обвинений,  что он бегает, дескать,  в ущерб своим служебным  обязанностям.           

 Логику амосовцев понять легко.  Чувства антиамосовца понять труднее, там, примерно, так: - «Главное достижение сов. власти – бесплатное здравоохранение.  Установлен прекрасный порядок – мы болеем, а государство нас лечит, дает путевки... Каждый занят своим делом.  Что мне удобнее – лежать с гарантией, что при необходимости меня вылечат, или бегать, не зная, заболею я,  или нет?   Мой дед пил и курил, и дожил до 90 лет.  А там вот пишут, что долголетие передается по наследству.  А  бегают только дураки...  И часто  рассказывали с радостью, взахлеб, что некто стал бегать и помер.  И теперь  вместо лозунга «Бегом  от инфаркта!»  надо вывесить лозунг «Бегом,  к инфаркту!»...

Вернемся, однако, к нашему  «Балтийскому».  Прошло несколько месяцев, меня опять вызывают в Пароходство: - Пойдешь  старпомом  на «Балтийский». Там умер старпом С. –Как умер? –Как обычно, уснул и не проснулся. Во сне остановилось сердце... Напомню, что было ему около 47 лет.  Старпома С. похоронили, а я работаю вместо него на судне.  Разговоры о том, кто умный, а кто дурак, больше не возникают.  Капитан Б. М. ходит задумчивый, а я продолжаю бегать по палубе и, периодически, при стоянке в порту, хожу по 50 км. с радистом Мишей. Только Руткевич все хорохорится: - «Меня ничто не возьмет.  Я проспиртованный и прокопченый,а копченое мясо  не портится».  Смотрю на него, действительно, курит одну за другой, мяса копченого, правда, не вижу. И, вобще, не вижу мяса. Одна коричневая кожа и кости. Похож на мумию, потому, что пьет много  кофе.

Отправили его в отгул. В мае сообщают – Руткевич умер... Оказывается,  на майские праздники отправились компанией на озеро отдыхать по-русски.  Руткевич принял и полез в воду купаться. Ну, сердечко тут и остановилось.  А было ему чуть за 47.  Ну, а я продолжаю  работать на судне  и  бегать по палубе.   Где-то по 20-30  км за выход.  Как-то, выйдя на тренировку, смотрю и глаз

Там не верю. На палубе  капитан Б. М. в шикарном шерстяном спортивном костюме. Только надпись «СССР» почему-то отсутствует. Такой костюм тогда был страшным дефицитом.  В нем даже не тренировались – надевали только для форсу, чтобы подчеркнуть свой допуск к дефициту...  Подхожу.  Удивления не показываю.  Спрашивает : -Ты сколько кругов делаешь?  - ну, по 100-150 за выход, в зависимости от настроения. -А я пока только один сделал... Ну, я подавил улыбку и только сказал : –Наращивайте  постепенно, не перегрузитесь...

Потом я перевелся в Мортрансфлот. При встрече в городе  моряки из Пароходства рассказывали, что продолжает Б. М. потихоньку бегать, что после моего ухода никто в пешие походы уже не ходит. Только когда один из бывших практикантов по окончании учебы прибыл на работу  в Пароходство, и его спросили, на каком судне хочешь  работать, он ответил: -На том, где работает

Ткаченко. – А почему?  - А потому что с ним можно ходить пешком, хоть Европу увижу!  Рассказывали, что умер  капитан  Г.  в  возрасте около 45-и.  А стармех К.  и вовсе ушел в 40 лет.  И многие другие...   Я еще, помню, заметил: - Может на вас кто-то напустил эпидемию?...  С эпидемией я не ошибся – перечитайте брошюру Мишустина.  Только они сами ее на себя и напустили.  А с капитаном Б. М. встретились мы  в городе  в середине 90-х.  Было ему тогда более 70-и, он уже давно  был на пенсии, выглядел неплохо, сказал, что тренируется, но  понемногу. 

                         Идите по жизни пешком, и ваш путь растянется на многие годы!

       06.04.2012.    ТКАЧКЕНКО  Николай  Адамовий, Джорджтаун, Южная Америка

Комментарии к статье

Добавить комментарий

20 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*