Rambler's Top100



Я родился в шестидесятом...

Я родился в шестидесятом...
Отец рассказывал мне, что в 50-х годах на железнодорожном вокзале, для того, чтобы проводить кого-нибудь до вагона, нужно было покупать так называемый перронный билет. Только при наличии такого билета можно было пройти на перрон. Перрон был окружен оградой, а на входе стояли контролер и милиционер из дорожной милиции.
 
При мне такого уже не было, и к вагонам можно было подойти свободно. Особенно интересно было встречать людей, которые возвращались с юга. Так как в Крыму и на Кавказе фрукты были гораздо дешевле, чем в Ворошиловграде (!), то все, кто отдохнул на Чёрном море, привозили с собой и виноград с инжиром, и персики с айвой и даже груши.
 
Для этого на юге продавались специально сделанные из тоненькой фанеры и проволоки ящики с большими щелями, очень прочными и лёгкими. И когда из поезда одновременно выходил целый поток людей с одинаковыми ящиками, то это смотрелось интересно.
*******

Футбол конца 60-х в Ворошиловграде был не просто футболом, а Футболом с большой буквы. Стадион «Авангард» был всегда забит до отказа. Тогда он вмещал 40000 человек, а не 26000, как сейчас. «Заря», с приходом на тренерскую работу Зорина, уверенно держалась в верхней части таблицы. Году в 1971-м, когда мы с ребятами зайцами пробрались на стадион посмотреть на очередную футбольную игру «Зари» Ворошиловград, я случайно бросил взгляд на противоположную трибуну и очень удивился.
 
Я увидел тысячи рук, постоянно поднимавшихся к лицу и снова опускавшихся. Это тысячи болельщиков два тайма подряд плюс перерыв щелкали семечки. Я думаю, за один матч съедалось несколько мешков. На подходах к стадиону со всех сторон сидели бабки, продающие семечки. 5 копеек большой стакан, 3 копейки малый, а детворе за копейку давали горстку семечек.

************

Когда мне исполнилось тринадцать лет, родители купили мне мою первую гитару. Играть на гитаре тогда было очень модно. Постепенно я научился играть довольно неплохо, и хотя сейчас гитары у меня нет, за жизнь их было у меня с дюжину. В свободной продаже гитар не было, и когда они появлялись в магазине, их сразу разбирали. В связи с большим спросом, промышленностью были выпущены гитары с МЕТАЛЛИЧЕСКИМИ! корпусами перламутрово-голубого цвета. Это было шедевром Минмузпрома. Ни о какой акустике, конечно – же, не могло быть и речи. Зато такая гитара стоила 7.50, а не 13.50 или 18 рублей.
 
Некоторые ребята устанавливали на обычные гитары звукоприемники, которые сами изготавливали из трубок, оторванных с телефонов - автоматов, и в результате получали электрогитару. Другие, в том числе и я, приделывали на гитару дополнительные колки и делали двенадцатиструнку, купить которую было совсем нереально. Во всех школах, ПТУ, институтах и заводах создавалось тысячи вокально-инструментальных ансамблей. Гитары, ёники, ударники. В пионерской комнате, которая находилась в бывшем бомбоубежище в подвале нашего дома по улице Карла Маркса 9, тоже был создан ансамбль. Старое – престарое пианино, на котором лет сто не игралось ничего, кроме собачьего вальса, было мгновенно превращено в клавесин при помощи канцелярских кнопок, приколотых на молоточки в тех местах, где молоточки ударяли по струнам.
 
Старые электрогитары выделил завод «20 лет Октября», шефствовавший над пионерской комнатой, и которому принадлежал весь дом. Слава богу, что над пионерской комнатой жили алкоголики Рая и Ваня, которым ни до чего не было дела кроме своих постоянных разборок и драк. Нормальные люди могли просто сойти с ума от того страшного шума, который мы называли музыкой.
Неизменными нашими спутниками были радиоприемники. Мы ловили «Голос Америки», «БИ БИ СИ», «Свобода» или любые другие радиостанции, на которых можно было послушать зарубежную музыку.

А когда появились переносные магнитофоны «Маяк», «Весна» и «Электроника», то мы с ними не расставались. Жалко только, что они постоянно зажёвывали плёнку и что быстро садились батарейки. Мы постоянно проверяли по индикатору на магнитофоне, надолго ли еще хватит батареек. Батарейки тем дольше служили, чем тише играл магнитофон. Когда батарейки совсем садились, мы вставляли их между дверью и фрамугой, и, потихоньку закрывая дверь, чуть-чуть приплющивали их.
 
Когда-то мы с Олей так кололи грецкие орехи. Индикатор опять начинал показывать напряжение, и магнитофон начинал работать, но совсем недолго, максимум пол часа. На переносных магнитофонах плёнка в кассетах не рвалась, а только растягивалась, наматываясь на валики, а вот магнитофонная лента «Свема» для стационарных магнитофонов шестидесятых и семидесятых годов рвалась постоянно.
 
Отец склеивал ее уксусной кислотой. Место разрыва он аккуратно подравнивал ножницами, смазывал обе части ленты кислотой и прикладывал друг к другу. Несколько секунд, и все готово. Уксусная кислота продавалась тогда в трёхгранных бутылочках грамм на сто пятьдесят - двести, закрывалась натуральной пробкой и заливалась сургучом. Помню, что дефицитом был пассик для магнитофона - небольшая резиновая ременная передача.
 
А вечером мы шли гулять. Тёплыми летними вечерами мы с ребятами и девчатами нашего двора собирались в беседке и слушали хорошую музыку. Слушали, а в груди сжималось и замирало сердце в ожидании чего-то большого и светлого, а впереди была бесконечность. Впереди была вся, еще неизведанная тобой жизнь, жизнь, которая только-только начиналась, и весь мир в этой жизни был только для тебя…
 
Александр ТУЛЬЧИНСКИЙ
 
Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА
Комментарии к статье
Добавить комментарий


Читайте также:





























 

 

 













 
        




            П О М И Н К И    год 1896




Ностальгия











Как Мы жили в СССР:

Почему многие люди вспоминают

времена СССР, как счастливые?



 




*******************************













Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом

"Когда мужчине сорок лет..."
 
Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 
и каждой каплей молока, 
и каждой крошкой хлеба. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то снисхожденья ему нет 
перед собой и перед богом. 
Все слезы те, что причинил, 
все сопли лживые чернил 
ему выходят боком. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то наложить пора запрет 
на жажду удовольствий: 
ведь если плоть не побороть, 
урчит, облизываясь, плоть - 
съесть душу удалось ей. 
 
И плоти, в общем-то, кранты, 
когда вконец замуслен ты, 
как лже-Христос, губами. 
Один роман, другой роман, 
а в результате лишь туман 
и голых баб - как в бане. 
 
До сорока яснее цель. 
До сорока вся жизнь как хмель, 
а в сорок лет - похмелье. 
Отяжелела голова. 
Не сочетаются слова. 
Как в яме - новоселье. 
 
До сорока, до сорока 
схватить удачу за рога 
на ярмарку мы скачем, 
а в сорок с ярмарки пешком 
с пустым мешком бредем тишком. 
Обворовали - плачем. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
он должен дать себе совет: 
от ярмарки подальше. 
Там не обманешь - не продашь. 
Обманешь - сам уже торгаш. 
Таков закон продажи. 
 
Еще противней ржать, дрожа, 
конем в руках у торгаша, 
сквалыги, живоглота. 
Два равнозначные стыда: 
когда торгуешь и когда 
тобой торгует кто-то. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
жизнь его красит в серый цвет, 
но если не каурым - 
будь серым в яблоках конем 
и не продай базарным днем 
ни яблока со шкуры. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то не сошелся клином свет 
на ярмарочном гаме. 
Все впереди - ты погоди. 
Ты лишь в комедь не угоди, 
но не теряйся в драме! 
 
Когда мужчине сорок лет, 
или распад, или расцвет - 
мужчина сам решает. 
Себя от смерти не спасти, 
но, кроме смерти, расцвести 
ничто не помешает.
 
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.