Rambler's Top100



Я родился в шестидесятом…

Я родился в шестидесятом…
Мы начинаем публикацию повести Александра ТУЛЬЧИНСКОГО "Я родился в шестидесятом..." . Автор любезно предоставил ее нашему интернет-журналу.
Несколько слов об авторе Александр Павлович Тульчинский родился действительно в 1960 году, в январе. В 1981 году закончил Ворошиловградское Высшее Военное Авиационное Училище штурманов по специальности штурман-инженер. С 1977 по 1992 год служил в Советской Армии. Затем - служба  на украинской таможне, учёба в Киевской академии руководящих кадров культуры и искусств по специальности искусствовед -эксперт. В настояшее время является антикваром. Женат, дочь.
 
 
Где ты был утром? - спросила Кора.
- Ты же знаешь, прибирал на чердаке.
- Размечтался над старым хламом. Я ни звука не слыхала. Думала, может, тебя там и нету…
…- А знаешь, Кора, что за штука чердак? - заговорил он с увлечением.
- Всякий чердак - это Машина времени, в ней тупоумные старики, вроде меня, могут отправиться на сорок лет назад, в блаженную пору, когда круглый год безоблачное лето и детишки объедаются мороженым. Помнишь, какое вкусное было мороженое? Ты еще завернула его в платок. Отдавало сразу и снегом, и полотном…

Рей Брэдбери. «Запах сарсапарели».


**********
Однажды ко мне на работу (в антикварный магазин) зашли два молодых парня. Я им долго и подробно о чём-то рассказывал, и они спросили у меня, откуда я всё это знаю. А я просто жил в этом. Сами они этого просто не могли знать, в конце двадцатого века всё менялось так быстро, что то, что вчера казалось простым и вечным, сегодня просто-напросто исчезало вообще и навсегда. Это касается всего – и общественного строя, и людей, и вещей, что нас окружали.
 
Короче говоря, напишу, а там будет видно. Это ни в коей мере не автобиография, просто на фоне жизни нашей обыкновенной семьи обыкновенных инженеров-строителей, мне гораздо легче описать предметы и события того времени. Это просто воспоминания о тех вещах и людях, которые еще вчера окружали меня. Я не утверждаю, что всё было именно так. Это лишь мое сегодняшнее восприятие того счастливого времени, которое называется детством. И хотя всё описанное мной происходило в г. Луганске (Ворошиловграде), я думаю, что всё это было и в любом другом городе СССР. Ну, с богом!

*******
Я родился в Луганске 9 января 1960 года и из раннего детства почти ничего не помню. Помню, что страшно гордился датой своего рождения, и при каждом удобном случае говорил приятелям, что родился в кровавое воскресенье (расстрелянная демонстрация рабочих в 1905 году). Единственное, что мне не нравилось в дате своего рождения, так это то, что на следующий день в школах заканчивались зимние каникулы, и из праздника приходилось сразу погружаться в будни.
 
Первые воспоминания начинаются году в 64-м, когда наша семья (я с сестрой Олей, бабушка-пенсионерка и родители – инженеры-строители) получила трёхкомнатную квартиру в хрущёвке на квартале Шевченко, куда переехали из полуподвальной квартиры на улице Ворошилова. Из кранов шла холодная и горячая вода, был газ, отопление.

Туалет – не какая-то деревянная будка в огороде, а настоящий оборудованный санузел с белой, эмалированной ванной. Купаться в настоящей ванне, а не в тазу – это было просто чудом. Родителям не надо было таскать воду из колонки за сто метров, топить печь углём.
 
Я понимаю, что всё познается в сравнении, и всё то, что в 1964 году вызывало радость, сейчас сильно устарело, пообносилось и вызывает не радость, а горечь и грусть. И тот здоровенный камень, который лежал рядом с домом, перегораживая машинам проезд, и на котором я возюкал вперёд-назад свой игрушечный автомобиль, оказывается, мне давно уже не по пояс, а ниже колена. И почтовые ящики в подъездах, которые раньше ломились от почты, сейчас ломятся от мусора и очередных предвыборных листовок. А сами дома сейчас называют хрущёвками с презрительным оттенком.
 
Всё же правы те, кто говорит, что нельзя возвращаться туда, где когда-то тебе было хорошо, тем более что многие из людей, которые меня там окружали, давно ушли. И никогда уже вечером мне больше не крикнут с балкона в тёплую летнюю темноту: «Саша, домой!» И уж лучше я вернусь в то далекое «хорошо» не наяву, а в своих воспоминаниях, туда, где все ещё живы и здоровы, а ты сам очень редко говоришь слова «помнишь» и «было» и думаешь лишь о том, что «будет». Я закрываю глаза и вижу себя маленьким четырёхлетним мальчиком со светлыми волосами, который стоит у запертого буфета с конфетами и гладит его гладкий коричневый бок своей ладошкой.

Я не помню момента переезда и свои первые впечатления о новом месте – так, осколки воспоминаний. Помню только, что все сразу полюбили новую квартиру. Всё-таки три комнаты, второй этаж, балкон. У Оли и бабушки была своя комната, у родителей тоже, а я спал в проходном зале. В углу каждой комнаты в полу было закрытое металлической решёточкой вентиляционное отверстие примерно 10х10 сантиметров, для того, чтобы «дышали» полы. Не знаю, делают сейчас так или нет.
 
Играли мы в Олиной комнате, за которой надо было ухаживать. К приходу родителей с работы, в комнате должен был быть порядок, причём игрушки должны быть не просто рассованы по углам, а действительно разложены по своим местам в шкафу. Время от времени родители делали ремонт. Пылесосом белились потолки и красились стены. Чтобы это сделать, нужно было шланг от пылесоса вставить не в отверстие для всасывания воздуха, а в отверстие для выхода воздуха. Распылитель, который входил в комплект пылесоса, одним концом надевался на конец шланга, а другим на литровую банку с побелкой.

Перекрывая пальцем, специальное отверстие на распылителе, родители направляли струю воздуха по другому пути и превращали пылесос в пульверизатор. На стене, почти под самым потолком, отец с матерью натягивали толстую нитку, предварительно выкрашенную синькой. Мы с сестрой и бабушкой командовали: «– Выше, ниже». После того, как нитку выравнивали, её оттягивали от стены и отпускали. Она щёлкала по стенке и оставляла там слабо выраженный голубой след, по которому уже потом кисточкой прокрашивался кант. Этот кант отделял белоснежный потолок от розовой либо желтоватой стены. Через несколько лет взамен этого канта стали приклеивать широкую магнитофонную ленту.
Поздней осенью мы всей семьёй заклеивали щели в оконных рамах и балконной двери. Для этого мама варила по одному ей известному рецепту клейстер. Нам с Ольгой поручалось нарезать из газет длинные полосы бумаги, причем эти полосы срезались с краёв газет так, чтобы на них не было типографского шрифта. Перед заклейкой окон все щели затыкались тряпками и ватой с помощью ножа или отвёртки. Но всё равно кое-где оставались небольшие щели. Во время сильных морозов в этих местах стекло покрывалось небольшой корочкой льда, с узором, напоминающим пушистую еловую лапу.
 
Мы с Олей очень любили нагретыми тёплыми монетками ставить отпечатки на этом льду, но через некоторое время эти отпечатки замерзали, лёд снова становился мутно-молочным, и оставались лишь слабо заметные круги. Клейстер мама варила таким образом, чтобы приклеенная им бумага достаточно крепко держалась на рамах, и в то же время при необходимости, её можно было легко снять. После снятия бумаги никаких следов не оставалось. Следы могли остаться только от типографской краски.
Когда мы покупали какую-то новую мебель, то очень радовались этому. Мы отдали соседям дедушкин дубовый письменный стол под зелёным сукном, а на его место поставили новый полированный стол производства ГДР (Германской Демократической Республики).
На стол мы поставили новую лампу и, отойдя к двери, смотрели, как красиво это смотрится со стороны. На всех письменных столах просто обязано было лежать вырезанное по форме столешницы стекло с понатыканными под него календариками, фотографиями и всевозможными бумажками. Старую мебель не выбрасывали, её или сразу отдавали знакомым, или ставили на всеобщее обозрение посредине двора между домами. Обычно утром оставленной мебели уже не было, её ночью забирали те, у кого не было и такой.
 
Нужно сказать, что модная импортная мебель из прессованной стружки конца шестидесятых – начала семидесятых годов, декоративные торшерчики и люстрочки с крашенными стеклянными плафонами и другие новомодные вещицы нанесли большой вред современным почитателям старины.
Старинную дубовую мебель, мебель из карельской берёзы, потемневшие от времени бронзовые люстры, мраморные чернильные приборы, переворачивающиеся металлические календарики и многие, действительно добротные вещи, присущие только тому времени, выбрасывали не задумываясь. А взамен их ставили НОВУЮ сверкающую зеркалами «Хельгу» и НОВЫЙ хромированный торшер.

Написал крупными буквами слово «НОВЫЙ» и подумалось вот о чём. Когда мы в детстве рассматривали какие-либо новые вещи, мы делали это совсем другими глазами. Мы не просто смотрели на них, мы изучали, как устроен мир, мы получали информацию. Если мы покупали какой-либо значок, то до мельчайших подробностей рассматривали и его лицевую сторону, и то, как сзади сделана застёжка, и как написана цена на обороте. В игрушке же нас интересовала не только сама игрушка, но и то, как она устроена. То же самое касалось и новых ощущений.
 
Пройтись впервые под ручку с девочкой или сходить с ней в кино – было очень странное чувство, а впервые поцеловать её, то вообще останавливалось сердце. Со временем, новых ощущений становилось все меньше и меньше, а вещи, даже совсем новые, не радовали так, как раньше. Глаза уже не рассматривали новые предметы, а лишь мельком, без всякого интереса, пробегали по ним.
 
(Продолжение следует)
 
Александр ТУЛЬЧИНСКИЙ
 
Все права защищены, использование текстов и перепечатка - только с письменного разрешения автора
Комментарии к статье
  • Спасибо Вам огромное! Читать удивительно легко. Описание Хрущевки навеяло воспоминание о квартире моей мамы. Она тоже столько лет с горечью вспоминает, что выкидывали хорошую мебель ради чего?
    Я хотела бы переслать рассказ моим родителям. Но права защищены. Я бы хотела переложить текст в Ворд и отослать в Россию распечатаный вариант. Поэтому я прошу Вас о разрешении сделать это.
    С уважением, Санна (Швеция)

    ОТВЕТ: Распечатать и отправить родителям - проблем нет. Если же стоит вопрос о публикации - адрес автора такой: f-antik@mail.ru

Страницы: 1
Добавить комментарий


Читайте также:





























 

 

 













 
        




            П О М И Н К И    год 1896




Ностальгия











Как Мы жили в СССР:

Почему многие люди вспоминают

времена СССР, как счастливые?



 




*******************************













Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом

"Когда мужчине сорок лет..."
 
Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 
и каждой каплей молока, 
и каждой крошкой хлеба. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то снисхожденья ему нет 
перед собой и перед богом. 
Все слезы те, что причинил, 
все сопли лживые чернил 
ему выходят боком. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то наложить пора запрет 
на жажду удовольствий: 
ведь если плоть не побороть, 
урчит, облизываясь, плоть - 
съесть душу удалось ей. 
 
И плоти, в общем-то, кранты, 
когда вконец замуслен ты, 
как лже-Христос, губами. 
Один роман, другой роман, 
а в результате лишь туман 
и голых баб - как в бане. 
 
До сорока яснее цель. 
До сорока вся жизнь как хмель, 
а в сорок лет - похмелье. 
Отяжелела голова. 
Не сочетаются слова. 
Как в яме - новоселье. 
 
До сорока, до сорока 
схватить удачу за рога 
на ярмарку мы скачем, 
а в сорок с ярмарки пешком 
с пустым мешком бредем тишком. 
Обворовали - плачем. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
он должен дать себе совет: 
от ярмарки подальше. 
Там не обманешь - не продашь. 
Обманешь - сам уже торгаш. 
Таков закон продажи. 
 
Еще противней ржать, дрожа, 
конем в руках у торгаша, 
сквалыги, живоглота. 
Два равнозначные стыда: 
когда торгуешь и когда 
тобой торгует кто-то. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
жизнь его красит в серый цвет, 
но если не каурым - 
будь серым в яблоках конем 
и не продай базарным днем 
ни яблока со шкуры. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то не сошелся клином свет 
на ярмарочном гаме. 
Все впереди - ты погоди. 
Ты лишь в комедь не угоди, 
но не теряйся в драме! 
 
Когда мужчине сорок лет, 
или распад, или расцвет - 
мужчина сам решает. 
Себя от смерти не спасти, 
но, кроме смерти, расцвести 
ничто не помешает.
 
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.