Давай, дорогая, уложим и скарб и одежду,
Оставим наш город и этот ветшающий дом,
Где в красный наш угол уже не мечта и надежда –
Всё чаще садится тоска и мечта о былом.

И время, как тень, всё длиннее у нас за спиною,
Вся прошлая жизнь, где забот и обид – без конца,
Где столько могил за кладбищенской длинной стеною
И столько утрат захоронено в наши сердца.

Чем день истомленней, чем сумерки к вечеру ближе
И тени заметней – тем глуше и тише река,
Ведь к ночи и волны ленивей и медленней лижут
Прибрежный песок, не стремясь сокрушить берега.

Давай соберемся чуть свет и уедем отсюда
В какой-нибудь сказочный город – ведь есть города!
Клянусь, я веселым, я праздничным спутником буду,
Скажу: посмотри, нам сияет другая звезда!

У нового города памяти нет и не будет,
Той памяти горькой, впитавшейся в вещи, в черты...
Пусть здесь остается без нас и о нас позабудет
То время, когда обо мне так печалилась ты.

Останется наше далекое, доброе детство
На кончике тропки лесной, где и солнце и тень.
И молодость наша останется с ним по соседству,
У старых ворот, там, где встретилась ты мне в тот день.

Послушай! Постой! Повтори, мне покуда не ясно –
Как ты говоришь? Мы уедем, и сменим жилье,
И молодость бросим, и в городе новом, прекрасном
Останемся жить? Только как же нам жить без нее?

Как жить без нее?.. Повторил я последнюю фразу,
И стало мне грустно, и стало мне холодно сразу.
Нет-нет, не теперь, мы еще поразмыслим над этим...
Наверное, мы никогда никуда не уедем.


МУСТАЙ КАРИМ
1919–2005

Перевод Ирины Снеговой

Бежим по замкнутому кругу
Во власти вечной суеты.
Мы так похожи друг на друга...
Дела похожи... и мечты...

Растим детей, жалеем старость,
Находим что-то для души...
Теряем... то, что нам досталось...
И верим... даже в миражи!

А годы... тихо уплывают,
Соткав для нас вуаль морщин...
Лишь сединой напоминают,
Что жизнь - одна!
И шанс - один!

Антракта нет на этой сцене,
И занавес нельзя закрыть...
А время - поднимает цены
На право полноценно жить,

Искать, творить и быть счастливым,
Как в детстве, быть самим собой,
Любить... и тоже быть любимым
И - вознестись над суетой!

А счастлив тот, кто на рассвете
Сумел однажды осознать,
Что жив! Здоров!
Что солнце светит!
И будет новый день опять!

Александр Тарадов

Расстрел горного эха

В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник,
Жило-поживало веселое горное,
горное эхо,
Оно отзывалось на крик - человеческий крик.

Когда одиночество комом подкатит под горло
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, -
Крик этот о помощи эхо подхватит,
подхватит проворно,
Усилит и бережно в руки своих донесет.

Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья,
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, -
Пришли умертвить, обеззвучить живое,
живое ущелье.
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.

Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха.
И эхо топтали, но звука никто не слыхал.
К утру расстреляли притихшее горное,
горное эхо -
И брызнули камни - как слезы - из раненных скал...

Владимир Высоцкий
1974

Вчера казалась высохшей река,
В ней женщины лениво полоскали
Белье. Вода не двигалась. И облака,
Как простыни распластаны, лежали
На самой глади. Посреди реки
Дремали одуревшие коровы.
Баржа спала. Рыжели островки,
Как поплавки лентяя рыболова.
Вдруг началось. Сошла ль река с ума?
Прошла ль гроза? Иль ей гроза приснилась?
Но рвется прочь. Земля, поля, дома —
Всё отдано теперь воде на милость.
Бывает — жизнь мельчает. О судьбе
Не говори — ты в выборе свободен.
И если есть судьба, она в тебе —
И эти отмели и половодье.

1958

Илья Эренбург.

Стали ночи долгие лютей…
Только потому, что так положено,
Я прошу прощенья у людей.
Воробьи попрятались в скворешники,
Улетели за море скворцы…
Грешного меня — простите, грешники,
Подлого — простите, подлецы !
Вот горит звезда моя субботняя,
Равнодушна к лести и к хуле…
Я надену чистое исподнее,
Семь свечей расставлю на столе.
Расшумятся к ночи дурни-лабухи :
Ветра и поземки чертовня…
Я усну, и мне приснятся запахи
Мокрой шерсти, снега и огня.
А потом из прошлого бездонного
Выплывет озябший голосок –
Это мне Арина Родионовна
Скажет: «Нит гедайге *), спи, сынок,
Сгнило в вошебойке платье узника,
Всем печалям подведен итог,
А над Бабьим Яром — смех и музыка…
Так что все в порядке, спи сынок.
Спи, но в кулаке зажми оружие –
Ветхую Давидову пращу!»
…Люди мне простят от равнодушия,
Я им — равнодушным — не прощу!

А Галич

Добрый день вам, молодые люди,
Здравствуйте, горячие сердца!
В паспорта заглядывать не будем,
Молодости нашей нет конца.

Нет, пока мы движемся и дышим,
Нет, пока за правду рвёмся в бой,
Нет, пока чужое сердце слышим
И болеем за чужую боль.

Молодости нет конца, покуда
Верим мы в добро и чудеса,
Истину откапываем всюду
И стоим у счастья на часах.

И не важно, сколько лет ты прожил,
Важно, сколько сам себе даёшь.
Важно, что ты хочешь, что ты можешь,
Важно, что ты есть и чем живёшь.

Важно благодушью не поддаться,
От достатка вдруг не ожиреть,
Потому, что можно даже в двадцать
Незаметно взять да постареть.

Нет, товарищ, молодость - не годы,
Молодость - огонь в твоей груди.
В наших трудных жизненных походах
Молоды лишь те, кто впереди.

Кто работы не боится с детства,
Строит новый мир, как новый дом,
Кто не ждёт короны и наследства,
А всегда живёт своим трудом,

Кто не ставит ближнему подножки,
Кто со злом не станет нас мирить.
Молод тот, кто сам себя по крошке
Может бедным людям раздарить.

Кто другого не продаст за рубль,
И за доллар тоже не продаст,
Тот, кто в час суровый, стиснув зубы,
За своих и жизнь свою отдаст.

Молодость, как жизнь, одна даётся,
Раз обронишь, больше не найдёшь,
Значит, надо петь, пока поётся,
Значит, надо жить, пока живёшь,

По ночам считать на небе звёзды,
По утрам встречать зарю-красну,
Как бойцам глотать морозный воздух,
Каждой клеткой чувствовать весну.

С головой нырнуть в осенний ливень,
Услыхать как летний гром гремит.
Ты живёшь, а значит ,ты - счастливый,
Жизнь - она прекрасна, чёрт возьми

Так давайте в беспредметных спорах
Понапрасну годы не губить,
Так давайте жить, ворочать горы,
Строить, созидать, творить, любить.

Не забудьте молодые люди,
В жизни есть один закон простой:
Если молод, это значит -любишь,
Если любишь - значит молодой !

В общем, в паспорта смотреть не будем,
Молодости нашей нет конца,
Добрый день вам, молодые люди !
Здравствуйте, горячие сердца!
(М. Ножкин, 1975 год)

Я спросил у свободного ветра,
Что мне сделать, чтоб быть молодым?
Мне ответил играющий ветер:
- Будь воздушным, как ветер, как дым!

Я спросил у могучего моря,
В чем великий завет бытия?
Мне ответило звучное море:
- Будь всегда полнозвучным, как я!

Я спросил у высокого солнца,
Как мне вспыхнуть светлее зари?
Ничего не ответило солнце,
Но душа прошептала: "Гори!"

Константин Дмитриевич Бальмoнт (1867 — 1942)

Любовь себе нарисовала...

Любовь себе нарисовала.
И удивилась, что ж так мало
тепла и света в акварели.
Мне подсказали менестрели,
- У красок и полутонов,
есть голоса, улыбки, вздохи.
Они касаются миров
твоей души, сознанья, тела,
а ты, наивная, хотела
нарисовать, и полюбить.

– Да нет, хотела просто жить в любви,
её всегда так было мало, поэтому нарисовала.


Елена Лапина - Балк

Ангел мой, здравствуй. Снег и мороз под тридцать.
Снег и январь. Холодно? Нет. Ничуть.
Кофе остывший с сахаром и корицей.
Сердце — о нём. Мысли — о нём. Лечусь.
Толку-то, Ангел. Толку-то, мой Небесный.
Знаешь, я верю в чувства, но чтоб вот так.
Выгони беса, Ангел. Выгони бесов:
Месяц в лиловой бездне и тот — хвостат,
Звёзды и те — рогаты до отвращенья.


Знаешь, дышу и — колко, так воздух остр.
Думаешь, это ветер прошёл сквозь щели?
Глупый мой Ангел.


В пробнике для духов
Ноты благоухающего Lacoste —
Замкнут в стекле. Тесно ему. А мне?
Где-то внутри замкнут огромный Космос.
Выпустим, Ангел? Чтоб не окаменел.
Чтобы не скис. Не выдохся. Не истлел он.
Может быть, я — хранитель. Совсем, как ты?
Выпустим, Ангел? Вызволим, а? Из плена.
Мол, мы сегодня добрые.
Слышь? — Катись.
Пробник о стену — магия аромата.
Тихо. Не плачь. Глупая — нет ума.


Снега не надо. Мне бы дыханье марта
Губами растрескавшимися поймать.



Ангел мой, слушай, может, пришлёшь мне крылья?
Что тебе стоит? Тоже хочу летать
Вместе с тобой. Скомандуешь: «Ли, на вылет.
Так. Приготовиться. От винта.»
Тихо. Не смейся. Знаю, я — дура дурой.
Сердце — о нём. Мысли — о нём. Лечусь.
Толку-то, Ангел?


Ангел мой белокурый.
Сердце заштопал? Душу теперь врачуй.
Вот же работка. Вот же клиентка. Вот же.
Сам выбирал? Да ладно. Не сочиняй.
Впрочем, я понимаю. Оттенок кожи.
Тонкие руки. Волосы. Дочь огня.


Ангел мой, только снега не надо. Полно.
Есть и мороз под тридцать, и стёкла гжель.
Мне б целовать и губы его, и голос.
Запоминать улыбки и каждый жест.



Ангел, стихи туда же — с ума и в бездну.
Помни про крылья. Пару чужих присвой.
Знаешь. А ну их. Я обойдусь, Небесный.
Просто храни отныне. Нет. Не меня.
Его.



Лилианна Сашина

Прозрачная ущербная луна
Сияет неизбежностью разлуки.
Взлетает к небу музыки волна,
Тоской звенящей рассыпая звуки.

- Прощай... И скрипка падает из рук.
Прощай, мой друг!.. И музыка смолкает.
Жизнь размыкает на мгновенье круг
И наново, навеки замыкает.

И снова музыка летит звеня.
Но нет! Не так как прежде,- без меня.

Георгий Иванов

Незаметно...года потихоньку уходят...
И опять День Рождения...в кругу дорогих мне людей...
Серебристые нити...на грустные мысли наводят...
Эх, Душа, развернись...и стаканчик полнее налей...
Не грустить?...Что ж, попробую...хоть это трудно...
Снова год провожаю...не знаю, зачем и куда...
Завтра глянет в окошко холодное...новое утро...
Утро...после Рождения...так было и будет...всегда...
И опять полетят, безвозвратно...часы и минуты...
Будет дождь моросить...смывая следы на земле...
Греет Душу одно...я нужна здесь кому-то...
Что сейчас и всегда...будет кто-то скучать обо мне...

Галина Воленберг

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;
Создав, навсегда уступил меня року Создатель;
Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,
И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.

Летящей горою за мною несется Вчера,
А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,
Иду… но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора.
Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.

И если я волей себе покоряю людей,
И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,
И если я ведаю тайны — поэт, чародей,
Властитель вселенной — тем будет страшнее паденье.

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно — колокольчик фарфоровый в желтом Китае
На пагоде пестрой… висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

А тихая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны.

Николай Гумилев
До 20 октября 1911 года



Люся! Спасибо!

С воодушевленьем и задором...

С воодушевленьем и задором
Девочка, беспечна и горда,
Говорит, захваченная спором,
Что не выйдет замуж никогда.

И подружки страшно горячатся,
Спорят - ничего не разберешь.
Рассуждают, можно ли ручаться,
И решают: можно, отчего ж!

Только мать молчит, не двинет бровью,
Но потом не спится ей в ночи.
Скоро дочка встретится с любовью,-
Больно споры эти горячи...

Константин Ваншенкин

Шестое чувсво.

Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так, век за веком — скоро ли, Господь? —
Под скальпелем природы и искусства,
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

Николай Гумилев
1921

Николай Гумилев

ПОТОМКИ КАИНА

Он не солгал нам, дух печально-строгий,
Принявший имя утренней звезды,
Когда сказал: "Не бойтесь вышней мзды,
Вкусите плод, и будете, как боги".

Для юношей открылись все дороги,
Для старцев - все запретные труды,
Для девушек - янтарные плоды
И белые, как снег, единороги.

Но почему мы клонимся без сил,
Нам кажется, что кто-то нас забыл,
Нам ясен ужас древнего соблазна,

Когда случайно чья-нибудь рука
Две жердочки, две травки, два древка
Соединит на миг крестообразно?
1909

Есть что-то знакомое, близкое мне
В пучине воздушной, в небесном огне;
Звезды полуночной таинственный свет
От духа родного несет мне привет.

Огромную слышу ли жалобу бурь,
Когда умирают и день и лазурь,
Когда завывает и ломится лес,-
Я так бы и ринулся в волны небес.

Донельзя постыли мне тина и прах;
Мне там в золотых погулять бы полях:
Туда призывают и ветер и гром,
Перун прилетает оттуда послом.

Туман бы распутать мне в длинную нить,
Да плащ бы широкий из сизого свить,
Предаться бы вихрю несытой душой,
Средь туч бы лететь под безмолвной луной!

Все дале и дале, и путь бы простер
Я в бездну, туда - за сафирный шатер!
О, как бы нырял в океане светил!
О, как бы себя по Вселенной разлил!

В. Кюхельбекер, 1834

Из вереска напиток
Забыт давным-давно,
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский
Безжалостный к врагам.
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилах тесных
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой на равне.

Король глядит угрюмо
И думает: "Кругом
Цветет медовый вереск,
А меда мы не пьем."

Но вот его вассалы
Заметили двоих -
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет, -
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но никто из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский
Не шевелясь в седле,
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
- Плетка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовите мед!

Сын и отец смолчали,
Стоя у края скалы.
Вереск шумел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
- Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь.

Старость боится смерти,
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну,-
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал.
- Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал.

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем.
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пусть его крепко свяжут
И бросят в пучину вод
И я научу шотландцев
Готовить старинный мед.

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись,
Замер последний крик.
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

- Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды,
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен,
Пусть со мною умрет
Моя святая тайна,
Мой вересковый мед.

Р.Л.Стивенсон
Перевод С.Маршака

Жак Превер

Эта любовь



Эта любовь
Такая неистовая,
Такая хрупкая,
И такая нежная...
Эта любовь
Такая хорошая
И безбрежная,
Как небосвод голубой
И такая плохая,
Словно погода,
Когда погода бывает плохой...
Эта любовь,
Такая верная,
Радостная и прекрасная...
Эта любовь
Такая несчастная,
Словно ребенок, заблудившийся в глуши,
И такая спокойная,
Словно мужчина, которого ничто не страшит...
Эта любовь,
Внушавшая страх,
И заставлявшая вдруг говорить
И томиться в печали.
Любовь безответная,
Потому что мы сами молчали...
Любовь оскорбленная, попранная и позабытая,
Потому что мы сами ее оскорбляли,
топтали ее, забывали...
Любовь вся как есть.
И в конце и в начале,
Вечно живая,
Вечно новая,
Озаренная солнцем
Лицом обращенная к вечной надежде.
Она твоя,
Она моя,
И того, кто еще не родился,
И того, кто был прежде,
Она, как трава достоверна,
Трепещет как птица,
Пылает, как жаркое лето,
И с тобою мы можем уйти
И вернуться,
Уснуть и проснуться,
Забыть, постареть
И не видеть ни солнца, ни света...
Можем снова уснуть,
И о смерти мечтать,
И проснуться опять,
И смеяться опять,
Остается любовь!
Как ослица, упряма она,
Горяча, как желанье,
Жестока, как память,
Глупа, как раскаянье,
Холодна, словно мрамор,
Прекрасна, как утро,
Нежна и прекрасна,
И кажется хрупкой и зыбкой
И снами она говорит,
Не говоря ничего,
И в глаза наши смотрит с улыбкой
И, охваченный трепетом,
Я ее слушаю,
Я ей кричу,
О тебе ей кричу,
О себе
Умоляю ее.
За тебя, за себя, и за тех, кто любил,
И за тех, кто еще не любил,
И за всех остальных,
Я кричу ей:
Останься!
Будь там, где ты есть,
И где ты раньше была,
Умоляю, останься,
Не двигайся, не уходи!
Мы, которые знали тебя,
О тебе позабыли,
Но ты не забудь нас!
Одна ты у нас есть на земле!
Так не дай нам холодными стать
С каждым днем удаляясь все дальше и дальше,
Знак подай,
Улыбнись нам,
Неважно откуда,
И позже
Средь зарослей памяти
В темном лесу ее
Вдруг проявись,
Протяни нам руку свою
И спаси нас.
По изд.: библиотека журнала "Молодая Гвардия", 1970 г.